Мюриэль Барбери

— чаепитие обладает редким достоинством: вносить в наше абсурдное существование частицу спокойной гармонии.

В самом чесании ровным сче­том ничего не меняется оттого, что я знаю, что у меня где-то чешется, и что я знаю, что знаю об этом. Наоборот, знание, проистекающее из нашего злосчастного свойства, лишь усложняет жизнь;

Мы знаем не мир, а идею о нем, какой ее вырабатывает наше сознание.

когда откусы­ваешь плод, приходит понимание. Чего? Да всего.­ Понимаешь весь долгий путь созревания чело­вечества: на первых порах оно просто выживало, потом вкусило удовольствие, потом увлеклось по­гоней за ложными благами, отвращающей от исконной тяги к простому и высокому, погрязло в пустословии и, наконец, дошло до страшного, мед­ленного, неизбежного угасания, но, несмотря на все это, достигло того чудного накала чувств, который открывает людям восторг и неотразимую красоту искусства

бонсай,­ и толстый черный ковер с серой

знаем не мир, а идею о нем, какой ее вырабатывает наше сознание.

разумному человеку успех приносит разочарование, тогда как посредственность всегда питает какие-то иллюзии

Политика, — презрительно морщится Мануэла. — Игрушка для богатых деток, которой они ни с кем не поделятся

Некоторые хоть и смотрят на мир, но не способны ощутить живую субстанцию, аромат всего сущего, о людях они разглагольствуют так, словно это автоматы, а о вещах — будто все они бездушны и их можно исчерпать словами, произвольно взятыми из головы

Красоте прощается все, даже тупость. А если к ней приложен и ум, то он уже не справедливая компенсация, которую природа, восстанавливая равновесие, дарует самым обделенным из своих детей, а безделушка, роскошь, побочный довесок к сокровищу. Уродство же всегда виновно, и мне выпала злая участь, а тем, что я не дура, она лишь усугублялась