Нина Кудрявцева-Лури

Взгляд ее, пока она ходила по комнате, упал на чек, и машинально она принялась подсчитывать, сколько у нее осталось от тех двух миллионов, что дал ей четыре года назад Люлю Моблан на двух близнецов, к которым не имели отношения ни он, ни даже она, то есть от суммы, сделавшей ее богатой, как ей казалось, до конца дней, — в банке теперь лежало тысяч двести. Остальное улетучилось — пошло на редкие цветы, духи, экзотические сигареты. Она покупала платья из одной только радости покупать, по двадцать платьев, и, надев раза три, отдавала почти даром. У нее были меха, книги в роскошных переплетах, не представлявшие никакой ценности украшения — она не покупала их, ибо ей казалось, что украшения должны дарить мужчины. Возможность заходить в магазины, заказывать все, на чем мимолетно задерживался ее взгляд, загромож­дать свою жизнь бесполезными вещами, которые ей тотчас­ надоедали, останавливаться, путешествуя, в самых дорогих отелях, умудряясь при этом бесконечными требованиями дополнительных услуг увеличивать счет вдвое, создавала у нее впечатление, что она наконец играет в жизни ту роль, о которой всегда мечтала.

Но никто не помог им разобраться, когда пришла пора, в трех главных проблемах, стоящих перед человеком, — проблеме собственного достоинства, секса и смерти.

В силу того что состояние принадлежало Жаклин и долгие годы она жила одна, а за время первого замужества успела приобрести кое-какой опыт, все важные решения в их жизни принимала она сама. Габриэль же, хоть и напус­кал на себя вид фанфарона, которому якобы все по плечу, стоит только взяться, на деле занимался лишь мелочами. Скажем, садился на битком набитые чемоданы, или ходил в банк, или записывал адреса в адресную книгу. Как у многих не занятых делом людей, у него появилась привычка без конца смотреть на часы, как бы следя за несуществующим расписанием.

Десять лет спустя после подписания мира значительная часть зданий в областях, разрушенных войной 1914–1918 годов, нуждалась в реконструкции, тогда как государ­ство далеко еще не завершило ежегодную выплату компен­саций за урон, нанесенный войной.

Потерпевшие, согласно финансовому закону от 1920 года, получили разрешение образовывать сообщества и распространять при посредстве некоторых банков займы под гарантию государства, чтобы как можно скорее восстановить разрушенное войной имущество.

Практически операция осуществлялась следующим об­разом: один из банков с помощью сообщества, созданию которого он способствовал или которое создавал сам, собирает в определенной области страны свидетельства об ущербе, понесенном за время войны. Затем банк выпускает и размещает на общую сумму или на сумму предъявлен­ных к оплате и собранных свидетельств об ущербе заем, обеспеченный государственными аннуитетами17, посредством которых выплачиваются проценты и гасится основной долг.

неизбежно люди авантюрного склада, если не авантюристы, наступают на безликий плебс — на кротких мелких игроков. Иными словами, на всех тех, кто захотел обогатиться, ничего не делая, или сохранить все, что у них есть, ничего не производя, тех, кто рассуждает о знаменитых «банковских пиратах» и всемогущих финан­систах...

Как только эти люди могут, — спрашивал себя Симон, — каждый день надевать одну и ту же одежду, повторять одни и те же жесты — с юных лет до самой старости, так ничего и не добившись... и не бросившись в реку?

И все-таки он, как религию, чтил дружбу.

Ведь подумай, Марта,­ дорогая, весь современный капитализм держится на двух вещах: первое — на том, что называется контролем, иными­ словами, на ситуации, когда акционерное общество фактически беспрекословно подчиняется тому, у кого в руках, казалось бы, немного — всего от десяти до пятнадцати процентов акций, потому что остальные восемьдесят пять или девяносто процентов разбросаны среди тысяч, а иногда и десятков тысяч людей, не обладающих решительно никакой властью; второе же — это возможность для акционерного общества получить акции другого общества и, следовательно, при случае установить над ним контроль.

А некоторые, еще не совсем уставшие, отправились на последний сеанс в один из кинотеатров на бульварах, где показывали невероятную, фантастическую вещь — один из первых звуковых фильмов, а точнее, второй, под назва­нием «Заживо погребенные», где можно было услышать, как люди, замурованные в подводной лодке, молотят кулаками по корпусу, отвечая спасателям.

В своей мании величия барон Шудлер дошел до того, что смешал личное состояние с капиталами, управляемыми банком. Бросая миллионы налево и направо, бессмыс­ленно вкладывая их в сомнительные предприятия — в кинокомпании, которые так ничего ему и не вернули; в дома моды, которые разорились, едва успев возникнуть; в коман­дировки для изучения возможностей строительства желез­ной дороги между Конго и Занзибаром — словом, во все пустые дела, в которые заставлял его кидаться волчий голод власти, — он пришел к тому, что в его собственном банке образовался головокружительный дефицит.