Александра Гребенникова

искусство — совершенно особенная вселенная, в которой можно безнаказанно скрыться и прожить всю жизнь, не ища себе оправдания.

И я решил, что вместо истории буду заниматься филологией: и просто потому, что мне это нравилось, и потому, что зачитывался стихами Фоша и начинал понимать, что искусство — совершенно особенная вселенная, в которой можно безнаказанно скрыться и прожить всю жизнь, не ища себе оправдания.

читать Пруста по-французски и чувствовал себя еще мизернее, мельчайшей амебой, перед лицом того, как можно заставить человека все это пережить при помощи слов, просто-напросто выстраивая их одно за другим

Где есть закон, найдется и лазейка [2].

«Человек изо всех сил старается отыскать счастье за крепостными стенами, не отдавая себе отчета в том, что может найти его только у себя в сердце».

Мне кажется, что истинный путешественник должен уметь тосковать. Тот, кто на это не способен, просто мотается туда-сюда, как лошадь, которая возит прогулочную коляску.

«Человек изо всех сил старается отыскать счастье за крепостными стенами, не отдавая себе отчета в том, что может найти его только у себя в сердце»

От постоянного взаимодействия с миром правосудия на душе у него образовались мозоли

акая дерзость, диктовать ему, что он должен предать себя в руки правосудия! Какой у него может быть долг перед обществом, когда правосудие — это он и есть... Уж в этом-то у него не было сомнений. Одно дело — свои собственные угрызения совести, и совсем другое, никак с ними не связанное, — это искупление вины, которого может требовать от него общество

рощение Божие — это дело частное, личное, оно касается единственно его души: затем он к священнику и пошел. Но публичное покаяние было ему совершенно не нужно