Нина Соротокина

Как тут подчинить все бумаге и печати, если русским эта самая бумага вообще противопоказана, а воюют они хорошо только тогда, когда их разозлят, раззадорят, доведут до высшего душевного подъема, когда им на все наплевать: пусть я погибну, но тебя, германца, сук-ку чужеродную с твоим идеальным порядком — пришью, уничтожу, задавлю!

«Audi, vidi, sili» — слушай, смотри и молчи

др.

— Да у курляндца одного, пакостника. Все немцы эти — кто Бергер, кто Берглер. И все пакостники. Какой уважающий себя немец поедет в Россию? У него и дома дел полно.

— Я знал в Москве одного немца — он производил очень хорошее впечатление, — виновато сказал Александр.

— Да? Впрочем, я тоже знал двух. Отличные парни! Один, правда, был французом, а второй — скорее всего эфиопец…

ей! Счастье по плечу только сильным, по

Словно одно огромное дело, а подследственный — сама Россия.