Банана Ёсимото

Цугуми, склонив голову набок, тихо стала рассуждать:

– Может показаться, что вроде что-то было, но нужно определённо сказать, что такого не было. До сих пор, чтобы ни случилось, даже если парень начинал плакать передо мной, хватать меня за руку, касаться моего тела, хотя он мне и нравился, у меня было чувство, что я стою на берегу реки и наблюдаю пожар на противоположной стороне, а когда он заканчивается, мне становится скучно и тянет ко сну. Любой пожар догорает.

В такт набегающим волнам я почувствовала желание повторять как молитву: «Пусть отныне только хорошее будет случаться с тобой».

Сейчас во мне нет никаких эмоций, и такое случилось впервые в моей жизни… Я ни к кому не испытываю ненависти, и я превратилась просто в маленькую больную девочку, прикованную к постели.

— И это еще не все, — продолжал он, не пытаясь скрывать, насколько это его забавляет. — Ты не поняла. Она — мужчина.

Это было уже чересчур. Я молча смотрела на него широко раскрытыми глазами. Я ждала, что он вот-вот скажет: «Ладно, ладно, я пошутил». Эти тонкие пальцы, жесты, походка? Я, затаив дыхание, ждала и вспоминала этот прекрасный образ, а он только веселился.

— Да, но… — у меня отвисла челюсть. — Ты же все время говорил «моя мама», «моя мама»!

— Но как я могу такого человека называть «папой»? — спокойно произнес он.

И я подумала, что он прав. Ужасно правильный ответ.

Сколько времени потребовалось, чтобы я поняла, что на темной и печальной горной тропе единственное, что возможно сделать, — самой себе освещать путь? Хотя я росла в атмосфере любви, я всегда чувствовала себя одинокой.

Когда-нибудь все исчезнут, растворившись во мраке времени.

У меня не вызывают сострадания те, кто, чтобы привлечь к себе внимание, намеренно причиняют зло другим, но потом это выходит за допустимые пределы, и тогда зло обрушивается на них.

Слишком откровенные слова несколько приглушают серьезность.

В квартире было пусто, только свистел холодный ветер. Я прижимала к груди горшок, в котором подрагивали листья ананаса, мне казалось, что в целом мире никто, кроме меня и этого ананаса, не понимает друг друга, а мы общаемся с ним от сердца к сердцу.

Почему у людей нет выбора? Словно дождевые черви, мы всегда терпим поражение: готовим пищу, поедаем ее, спим; любимые люди всегда умирают. Но мы при этом вынуждены продолжать жить.

на темной и печальной горной тропе единственное, что возможно сделать, — самой себе освещать путь