Юрий Слезкин

В статье Е. Колтоновской, появившейся вскоре после публикации романа, была верно схвачена мысль, которую несло произведение Слёзкина: «Жутко и страшно. На хрупкие и слабые плечи детей взвалена громадная тяжесть — ковать новые формы, создавать новые ценности, воздвигать маяки. Уходящие отцы ничего не оставляют им в наследство, кроме груды развалин… Это быстрое крушение моральных ценностей сытого буржуазного общества, логика его традиций — болезненно переживается молодыми представителями среды, не впитавшими в себя еще новых ценностей…»

В 1928 году выходит роман «Предгрозье» — первый вариант первого тома трилогии «Отречение».

В 1929—1930 годах на современном материале Слёзкин создает пьесы «Ураган» и «Пучина», поставленные в театре б. Корша и им. Е. Вахтангова.

Она шла по улицам и не переставая улыбалась. Она не мечтала о будущем, но у нее было что-то свое, что должно свершиться.

Или это была бессознательная душевная тоска, которая томит всякого при виде того, что когда-то радовало, а теперь утратило свое обаяние?

Что-то враждебное было в этом лице, что-то затаенное, что-то свое, только свое, тайное.

Что же, будем как другие! Довольно фантазий. Ты хочешь поцелуев,— целуйся; хочешь богатства,— продай себя как можно дороже. Все это вздор. Не тебе же плакать! Ведь тебе приятны были поцелуи Мравина-Севского? А Ширвинский, который пугает тебя и манит своею страстью, своим упорством? А Вася, этот мальчик со своими грешными глазами? Ведь они все тянутся к тебе, ведь они все, каждый по-своему, манят тебя, грезят о тебе… Зачем же тебе тот, неведомый?.. Любовь? А кто сказал тебе, что их чувство не любовь

Бог весть какие новые радости ждал он от обладания ею. Но ему доставляло наслаждение, неизъяснимое удовольствие говорить с нею так, как если бы она была кокоткой. Она никогда не казала себя невинной, отвечала на его вопросы смело и прямо, и это доводило его до сумасшествия.

Он мысленно переодевал ее в яркие, рискованные наряды, спускал ей на уши золотые обручи кос, осенял ее задорную голову черной широкой шляпой с огромным огненно-красным плерезом. Он хотел бы видеть ее где-нибудь в полутемном углу артистического кабачка, среди цветов — орхидей, камелий и пошлой, остро-пахнущей настурции, в пошлом ситцевом, нестерпимо розовом с зелеными горошками платьице, со скромным вырезом шеи и совсем обнаженными руками, тонкими палочками-руками, бесстыдно приподнимающими края платья над такими же тонкими в черных чулках ногами.

Она так не походила на девушку, у которой преступная связь, что никто не мог догадаться, куда были ее частые отлучки.

В глухой час ночи, когда все притомившиеся спали по своим комнатам и только бодрствовали часы: круглые столовые в дубовом чехле, бронзовые — в гостиной, карманные черные у кровати Аркадия и маленькие золотые в спальне Ксении Игнатьевны