Джо А. Томас

Термин «эротическое искусство» тонет в тумане расплывчатых формулировок. Искусство и порнография, сексуальность и чувственность, непристойность и нравственность — все они настолько переплетены, что представляется почти невозможным добиться объективной дефиниции, которая в контексте истории искусства устроила бы всех. Каким образом вести разговор об эротическом искусстве?

Вот что можно сказать наверняка: изображение сексуального акта как такового не работает на облагораживание, которое заложено в эротическом искусстве. Невозможно определять эротическое искусство только содержанием, поскольку это значит свести его к одному измерению, равно как невозможно провести границу между художественным произведением и порнографией, используя в качестве аргумента лишь непристойность содержания. Точно так же ошибочна точка зрения, что эротические работы созданы исключительно для сексуального возбуждения и потому не могут быть искусством. Привносит ли творческое воображение в эротическое искусство то, что в корне отличает его от порнографии? Но ведь и порнография является продуктом воображения. Притом она должна быть чем-то бóльшим, чем просто фиксацией реального секса, иначе кто ее купит?

В греческом языке слово «порнография» означает «сочинения, отображающие жизнь проститутки», то есть текст с сексуальным содержанием; что дает право вольно трактовать этот термин и приравнивать эротическое искусство к порнографии. И такое переосмысление было бы равносильно реабилитации данного понятия.

Насколько различие между искусством и порнографией зависит от взглядов современников, можно продемонстрировать на примере «Страшного суда» Микеланджело в Сикстинской капелле. В эпоху Возрождения нагота не считалась непристойной. Заказчик этой росписи, папа Климент VII, не видел ничего аморального в том, как она исполнена. Однако его преемник, Павел IV, велел художнику приодеть персонажей «Страшного суда»!

Другой пример непростых отношений между обществом и эротическим искусством — то, как обошлись с раскопанными фресками Помпеев: до недавнего времени они были недоступны для публики. В 1819 г. в Палаццо дельи Студи, будущем Национальном музее в Неаполе, была создана Галерея непристойностей, куда имели доступ только люди зрелого возраста и высоких моральных принципов. В 1823 г. коллекция стала называться Галереей закрытых произведений искусства, но, как и прежде, экспонаты можно было увидеть с королевского разрешения. Волна реакции после народных волнений 1848 г. также повлияла на музейное собрание эротики. В 1849 г. двери Галереи закрытых произведений искусства были заперты навсегда. Три года спустя собрание передали в позднее расформированный отдел Национального музея, но даже вход в эту часть здания замуровали.

Считается, что собрание эротики было заново открыто не ранее 1860 г., когда Джузеппе Гарибальди вошел в Неаполь. Оно получило новое название — Собрание порнографии. Со временем многие произведения из собрания были помещены в обычную экспозицию.

Эдуард Фукс, непревзойденный мастер эротического искусства, книги которого при его жизни обвиняли в порнографии, считал эротизм фундаментом всего искусства: чувственность, как было сказано, присутствует в любом виде искусства, даже если его цель не всегда сексуальной природы.

Когда у Пикассо, уже на закате его жизни, спросили о разнице между искусством и эротикой, он убежденно ответил: «Но тут нет никакой разницы».

Тот факт, что произведение искусства оскорбляет чьи-то чувства или не соответствует точке зрения большинства, еще не делает его порнографическим. Искусство опасно! Произведения искусства могут ранить чьи-то чувства; они не всегда несут положительные эмоции. В конце концов, разве это не долг искусства — раздражать и ставить все с ног на голову?

Восточные социумы, в частности, знали, как интегрировать сексуальное и эротическое начала в искусство и культуру. Китайская религия, например, полностью свободна от западного понятия греха и рассматривает любовь и половое влечение как чистые вещи. Союз мужчины и женщины под знаком дао выражает ту же гармонию, что смена дня и ночи, зимы и лета. Можно сказать — и это правильно, — что древние формы китайской мысли берут начало в сексуальных концепциях мира.

Инь и ян, две взаимодополняющие идеи, определяют Вселенную. Таким образом, эротическая философия древних китайцев включает и космологию. Сексуальность является неотъемлемым компонентом философии жизни и не может быть отделена от нее. Так одна из древнейших и активнейших цивилизаций на земле уверяет нас через свою религию, что секс — это хорошо, и учит нас, по религиозным причинам, осуществлять акт любви творчески и страстно. Отсутствие препон в сексуальных вопросах отражено в искусстве Китая.