Ирина Емельянова

в пятьдесят седьмом году Боря заболел артритом. Его положили в филиал кремлевской больницы в Узком (бывшая усадьба Трубецких, где умер Владимир Соловьев).

вы от всего (всего себя, этой ужасной жути: нечеловеческого в себе, божественного в себе) ‹…› лечитесь самым простым – любовью ‹…›

«Нужно писать вещи небывалые, совершать открытия и чтобы с тобой происходили неслыханности, вот это жизнь, остальное все вздор».

– Ты мне верь, ни за что они роман этот не напечатают. Не верю я, чтобы они его напечатали! Я пришел к убеждению, что надо давать его читать на все стороны, вот кто ни попросит – всем надо давать, пускай читают, потому что не верю я, что он появится когда-нибудь в печати.

Он прав, – отвечал Б.Л., – если под советским понимать нежелание видеть жизнь такой, как она есть на самом деле. Нас заставляют радоваться тому, что приносит нам несчастье, клясться в любви тому, кого не любим, вести себя противно инстинкту правды. И мы заглушаем этот инстинкт, как рабы, идеализируем свою же неволю…

Нет, Лелюша, ехать за границу я не смог бы, даже если бы нас всех отпустили. Я мечтал поехать на Запад как на праздник, но на празднике этом повседневно существовать ни за что не смог бы. Пусть будут родные будни, родные березы, привычные неприятности и даже – привычные гонения. И – надежда… Буду испытывать свое горе.

Да, это было лишь минутное настроение, а серьезно вопрос «ехать ли» не стоял. Б.Л. всегда ощущал себя русским и по-настоящему любил Россию.

Мне кажется, что тем, кто его переводил, принимал в нем какое-то участие или просто о чем-то просил, он за короткий срок раздал в виде подарков свыше ста тысяч долларов.

Похоже, справедливо утверждение о том, что чем глубже и интеллигентнее человек, тем более он находит вокруг себя интересных людей; и лишь ограниченные люди не замечают различий между людьми.

Как всегда, он очень торопится – и действительно, ему некогда, но, кроме того, он хочет уйти от зрелища нашего неблагополучия, от своей безумной жалости к нам, меру которой я только спустя много времени смогла по-настоящему представить,

возможно, была тут и хитрость, корысть, и обман – но Б.Л. не задумывался над этим. Он вообще не любил никаких разоблачений, не хотел знать, что на самом деле движет человеком, он так легко довольствовался видимостью,