Брет Истон Эллис

дошел до того, что стал спрашивать людей — девушек на свиданиях, деловых знакомых за ужином, коллег в коридорах Pierce & Pierce, — не слышал ли кто-нибудь о двух изуродованных проститутках, найденных в квартире Пола Оуэна. Но как в некоторых кинофильмах, никто ничего не слышал и не имеет понятия, о чем я веду речь. Их волнует другое: возмутительное количество слабительного и «спида»[57]], которыми теперь разбодяживают кокаин в Манхэттене, Азия в 90-х, полная невозможность заказать столик на восемь часов в «PR» — новом ресторан Тони Макмануса на Либерти Айленд, крэк.

Разве зло — это мы? Или наши поступки? Я испытываю постоянную острую боль, и не надеюсь на лучший мир, ни для кого. На самом деле мне хочется передать мою боль другим. Я хочу, чтобы никто не избежал ее. Но даже признавшись в этом — а я делал это бесчисленное количество раз, после практически каждого содеянного мной поступка, — взглянув в лицо этой правде, я не чувствую катарсис.

В сущности, я утверждаю, что общество не может позволить себе потерять меня. Я — его актив.