Садег Хедаят

Потом я узнал, что у нее много любовников, и, возможно, оттого, что мулла прочитал несколько слов по-арабски и предоставил ее в мое распоряжение, я ей противен и она хочет от меня освободиться. В конце концов как-то ночью я решил прийти к ней и взять ее силой — и почти осуществил свое намерение. Однако после тяжкой возни она встала и ушла, и я в ту ночь удовлетворился только тем, что спал в ее постели, прогретой теплом ее тела, напитанной ее запахом, спал в ней, валялся в ней. Только в ту ночь я и спал спокойно: со следующей ночи она перешла спать в другую комнату.

Вечерами, когда я приходил домой, она еще не возвращалась, и я даже не знал, пришла она или нет; совсем и не хотел знать — ведь я был приговорен к одиночеству, приговорен к смерти

Я очень хотел оказаться с ней вдвоем на необитаемом острове, где не было бы ни одного человека, хотел, чтобы землетрясение, или потоп, или молния небесная изничтожили всю эту чернь, которая дышала за стеной моей комнаты, суетилась, наслаждалась там, и остались бы на земле только мы с ней вдвоем.

Мое новое состояние меня радовало, я видел в своих глазах дымку смерти, видел, что я скоро должен уйти

естественным, ибо болезнь породила во мне новый мир, мир неведомый, призрачный, полный образов, красок и желаний — их нельзя представить себе здоровому — и я с наслаждением и неизъяснимым трепетом ощущал над собой власть этих сказок, ощущал, что стал снова ребенком. В настоящий момент, когда я пишу эти строки, я сопричастен этому чувству, все эти чувства принадлежат настоящему моменту, а не прошлому.

Мне казалось, что поступки, мысли, желания и привычных из жизни людей, передающиеся с помощью этих сказок последующим поколениям, стали неотъемлемой частью моей жизни. Тысячи лет эти самые слова повторяли, эти самые действия совершали, этим самым занятиям предавались; разве жизнь от начала до конца — не смешная сказка, неправдоподобная, глупая побасенка?