Елена Серафимовна Петрова

На ночь опять почитал ту же книгу, а иначе, боюсь, я бы снова расплакался. От беспричинной тревоги. Читал до полного изнеможения, пока глаза не стали слипаться. Утром дочитал и сразу вернулся к началу. Опять же – чтобы не хотелось плакать. Потому что я тете Хелен слово дал. И чтобы не думать. Как всю эту неделю. Думать больше не могу. И никогда не смогу.
Не уверен, что тебе знакомо такое ощущение. Что у тебя возникало желание проспать тысячу лет. Или вообще не существовать. Или не ощущать, что ты существуешь. Или что-нибудь в этом духе. Подозреваю, что это нездоровое желание, но в такие минуты оно у меня возникает. Вот почему я стараюсь не думать. Просто хочу, чтобы мысли перестали крутиться в голове. Если дальше будет хуже, придется, как видно, опять ехать к доктору. А то уже стремно, как тогда.

Сказала, что Мэри-Элизабет, приобщая меня к шедеврам, стремится занять «главенствующее положение», которое требуется ей для обретения уверенности в себе. Еще она добавила, что люди, которые хотят непременно доминировать в любой ситуации, просто боятся, что иначе не смогут достичь своей цели.

«Есть люди, которым гораздо тяжелей».

самокритика может оказаться специфической формой самовосхваления.

зачем еще нужны старики, как не для того, чтобы завидовать юности? В этом виделась мне их основная пожизненная миссия, за которой — только вымирание.

Лекарство от секса — брак; от любви — тоже брак; лекарство от неверности — развод; от несчастья — работа; от глубокого несчастья — запой; лекарство от смерти — слабая вера в загробную жизнь.

От меня явно ждали объяснений. Но с возрастом я усвоил среди прочего одно правило. Не хочешь объяснять – не объясняй.

было неведомо, что боль останется на всю жизнь, делаясь с годами все более изощренной и жестокой.

Дожив до семидесяти лет, она понимала, что вправить человеку мозги может только время

Мама обернулась назад.

— Это я устрою. — Взглянув на Бакли, она впервые попыталась улыбнуться.

— Пошла ты в жопу, — прошипел мой брат, глядя в пол.