Дмитрий Воденников

Я поначалу все удивлялась, как находят в этой толпе свою корову, а когда стала ухаживать за телочкой Галкой, увидела, какие у них у всех разные лица

Повторять можно только фразу «как я хочу пить», а выпив, «как я хотел пить» – в этом повторении есть какая-то энергия. А все остальные повторения убивают чувства.

когда сижу за работой
у компьютера,
а собака лежит на коленях —
иногда не глядя поднимаю её под передние лапы, прижимаю к себе,
говорю ей: Дура ты, дура.
а сейчас, не отрывая глаз от экрана, — машинально снова поднял её,
прижал,
говорю ей: Дура ты, дура, —
потом посмотрел:
а на уровне лица её хвост и попа (видимо, лежала наоборот),
и ведь даже не пикнет.
Висит вниз головой.

вот так и нас бог поднимет
непонятно за что

Так пусть же будет жизнь благословенна:
как свежемытая рубашка — на ветру,

— Я, столько лет к вам всем протягивавший руки,
как будто требовавший не любви, а денег, —

…Ещё успеем мы (и Ты ещё успеешь!) —
свою цветущую поленницу свалить,
и я успею — эту жизнь и шею
как грубую одежду доносить.

Когда же нас — обыщут и разденут,
положат на носилки — понесут,
тогда — узнаем мы,
какие хризантемы —
какими шапками —
в твоём снегу — растут!

Жизнь — нам подсовывает смерть,
как быстрый выход,
смерть — нам подсовывает жизнь,

как свой итог:
стихотворенье — начинается как выдох,
стихотворение — кончается как вздох.
То как испарина, предсмертная ночная,
а то, как утренняя радость — в первый раз!
Я ничего про выходы — не знаю.
Я знаю, что всё — кончилось! — сейчас.

Мужик же как паркет.

Если правильно один раз уложить, пятьдесят лет ходить по нему можно.

Запишите.

Рассказ
Когда я был у друзей на даче и мне надо было подняться на второй этаж, где я, собственно, и жил, — я отдавал Чуню в руки Ивана Мусинского (а он такой толстый большой мужик, да-да, ещё толще меня, хоть такого и не бывает) и говорил:

— Подержи, Ваня, я скоро вернусь.

Но не успевал я приложиться наверху к спрятанной в закромах рюмочке, как уже слышал быстрый наглый топоток, звук нестриженых когтей по стремительной лестнице, и через мгновение в комнату вбегала Жозефина Тауровна с радостным хвостиком и завёрнутым на бегу ухом.

За что и получала поджопник.

— Ну я же просил тебя, Ваня, — говорил я потом внизу. — Неужели так трудно удержать собаку?

— Да её невозможно удержать! Она молча начинает извиваться, выгибаться, вырываться и юлить! — отвечал расстроенный Ваня.

Это я к чему?

Это я к тому, что если вы будете не смиряться, а извиваться и выгибаться в руках Судьбы, приложив к этому все свои силы, то вы обязательно вырветесь! выскочите из её мёртвой хватки! броситесь по коридору Надежды, вскарабкаетесь по лестнице Отчаяния и прибежите к своей Любви!

И там вам дадут по жопе.

Я выбросил в Германии половину моего гардероба. Это нетрудно. У меня всего двое штанов. Одни и выбросил.