Александр Фокин

Для Ж. Дерриды существует разница между «l’avenir» и «le future» – «грядущим» и «будущим». Одно для него связано с определенностью, а другое – с непредсказуемостью. Соглашаясь с ним, предложим собственное развитие его идеи. Существует будущее, в реализации которого человек не сомневается, и есть будущее вероятностное. Например, подбрасывая монету вверх, человек не сомневается, что она упадет вниз. Вероятность обратного события в обычных условиях крайне низка, и человек ею пренебрегает. Но человек не знает, какой стороной монета упадет. Выбирая один из вариантов, он тем самым конструирует желательное будущее, то есть он знает, что монета может упасть другой стороной, но в его персональном грядущем монета падает нужной ему стороной.

Необходимо различать понятия «образ будущего» и «представление о будущем». Представление о будущем – это процесс, то есть динамическая структура, а образ будущего – сформированная и закрепленная в неком корпусе текстов идея, а следовательно, структура статическая. Образ будущего – чрезвычайно важная категория: с древнейших времен и до наших дней люди ищут эффективные способы делать правильные прогнозы. Это могут быть методы как магического характера (гадание, транс, гороскопы), так и научного (прогнозы биржевых аналитиков, метеосводки). Люди не просто желают знать будущее, они активно им руководствуются. В неявном виде любое общество имеет собственную темпоральную идеологию, которая оказывает влияние на практическую деятельность.

Уже отмечавшийся скепсис по отношению к глобальным проектам автоматически зачисляет их в разряд утопических. Если сегодня я напишу, что через 25 лет будут основаны колонии по добыче полезных ископаемых на Луне, то моя фраза будет восприниматься как верный прогноз или как утопическая фантазия в зависимости от того, будут построены такие колонии или нет. В значительной степени активная «утопизация» связана с тем, что гуманитарные дисциплины изучают нереализованные образы будущего. С одной стороны, это понятная позиция: реализованный образ будущего есть настоящее. С другой стороны, при изучении образа будущего исследователь отталкивается от собственной точки зрения. В любом гуманитарном проекте человеческий фактор играет существенную роль, но при «утопизации» он является определяющим, что приводит к нарушению исследовательской этики, поскольку происходит трансляция знания из современности в прошлое.

За короткий XX век в мире расцвели и угасли два «Великих нарратива»: фашизм и коммунизм. Хотя говорить об их полном исчезновении пока рано, поскольку активно действуют как ультраправые, так и левые силы. Тем не менее III Рейх и СССР, которые олицетворяли эти две идеологии, прекратили свое существование, что дало повод говорить о пресловутом «конце истории», поскольку альтернатив западной «демократии» не осталось и восторжествовал «презентизм». Вслед за Ж. Ф. Лиотаром утверждается скепсис по отношению к глобальным доктринам. Даже люди, причастные к созданию или поддержанию «Великих нарративов», начинают преподносить их как заранее неосуществимые проекты. Такая судьба постигла и проект «развернутого строительства коммунизма», который, наряду с насаждением кукурузы и освоением целины, стал негативным символом хрущевского десятилетия.

Ж. Дерриды существует разница между «l’avenir» и «le future» – «грядущим» и «будущим». Одно для него связано с определенностью, а другое – с непредсказуемостью.

В неявном виде любое общество имеет собственную темпоральную идеологию, которая оказывает влияние на практическую деятельность.

Противоположный подход к источниковой базе можно вывести из практики славистики, когда литературные произведения рассматриваются как энциклопедия русской / советской жизни. Обладая обширной «книжной полкой», можно, удачно подбирая цитаты, написать работу практически по любой теме, не вставая с домашнего кресла

Широкий контекст позволяет точнее уловить «дух времени», представить более объемную картину происходившего.

«разномыслии», когда мнение, отличное от линии партии, не означает антисоветских взглядов.

К сожалению, в данной работе не удалось отразить национальную специфику регионов, хотя думается, что она существовала. Скорее всего, жители Прибалтики по-другому воспринимали информацию о принятии новой Программы партии, нежели жители Кавказа или Средней Азии. Вообще, тема регионов – это еще одно из многочисленных белых пятен в истории СССР

вызовет реакцию других исследователей, которые обратят свои взгляды на схожие проблемы, то это будет лучшим итогом моей работы