Калейдоскоп. Расходные материалы

Книга Сергея Кузнецова вполне заслуживает находиться в шорт-листе литературных премий 2016 года. В основном благодаря тому, что автор наконец предъявляет некую систему взглядов, в то время как его коллеги редко преодолевали уровень развёрнутой метафоры(если судить по финалистам "Большой книги"). Золотым веком литературы является век идей и их сущностных репрезентаций. Именно тогда литераторы примеривали одежды прорицателей и создавали художественные проекции будущего. И поэтому их работы были читаемы и актуальны. Сейчас же создаётся впечатление, что будущего больше нет, завтрашний день неподвластен ни метеорологам, ни социологам. В основном в силу исчерпанности идей. И в этом постмодернизм, обречённый на вечное возвращение в прошлое, обретает свою темпоральность Past Modern'а.

Собственно, Кузнецов постулирует это уже на первых страницах своей книги:
"Всё повторяется, - продолжает он, - и вместе с тем - не повторяется ничего. Да и вообще - исторические события не существуют сами по себе: они только точки в потоке времени, звенья в цепи причин и следствий. Не замкнутый круг, даже не диалектическая марксистская спираль - это просто бесконечное развитие одних и тех же мотивов, как в музыке".
Эти мотивы и выписываются в расходных материалах "Калейдоскопа" в виде аллюзий на историю ХХ века, где провозглашённая Ницше смерть Бога в 1885 году перекликается со смертью советского генсека в 1985. В стремлении к исчерпывающему многообразию текст начинает приобретать энциклопедический характер с художественной системой шифровки. Один из персонажей сравнивает это с модернистским романом в духе "Декамерона", где история разбивается на цикл рассказов.

"Не то сейчас время, чтобы создавать завершённые вещи. Сейчас время фрагментов, осколков"
- отзывается один из персонажей. То самое время, которое началось в 1885, когда мир вместе с Богом утратил понимание Истории как идеи.

"...важно то, что сегодня любой способ описать историю утратил смысл - и подход к истории как к череде лопнувших мыльных пузырей в том числе. Вся эта ерунда - История-как-бессмыслица, История-как-несчастный случай, История-как-предопределённость, История-как-вечное-возвращение, История-как-заговор, История-как-что-бы-то-ни-было, - всё это больше не существует, История просто есть."
Остаётся лишь собирать засыпку для калейдоскопа и перебирать музыкальные мотивы.

Любой сложно зашифрованный роман рискует стать искусственным, изящно сложенным ребусом или нестандартно изложенным справочником. Даже "Улисс" едва ли может быть назван доступным для непосредственного восприятия Прекрасного("Я вставил сюда столько головоломок и загадок, что профессора будут над ними целые столетия ломать головы"). При чтении "Калейдоскопа" также не покидает ощущение вторичности, как будто это развёрнутый авторский комментарий к списку литературы, приведённому в конце книги. И проблема даже не в постмодернизме как таковом, а в утверждении отсутствия утверждения. С одной стороны, мы формально имеем некое художественное высказывание, обозначенное на страницах романа, а с другой - у этого высказывания нет будущего, поскольку оно в принципе нивелирует время как таковое. Современная литература всё больше начинает напоминать мемуары, когда вопрос о будущем вызывает лишь ностальгию о былом. Конечно, всегда можно сказать, что у автора не было задачи решать проблему, лишь поиграться с калейдоскопической круговертью её вариаций, но это не меняет наше сознание, не выбивает его из привычной колеи. А между тем задачей искусства должно быть явление "художественно воплощённой истины вещей", выведение сознания за рамки обыденного мышления, когда автор тайными тропами выводит читателя через бытовые обстоятельства к невыражаемым первопричинам. Так, Достоевский ведёт газетную историю Раскольникова к прояснению человеческой сути. И вместе с ним, если угодно, делает это Шукшин в своих рассказах. Но ставя во главу всего год ницшеанского нигилизма, мы заранее попадаем в ситуацию предопределённого высказывания, ситуацию комментирования исторического процесса. А это всё же задача других направлений. Поэтому я склонен воспринимать роман действительно как сборник "расходных материалов", в которых интересно было бы покопаться и сопоставить со своим опытом, чем как новое слово в литературе. Однако резюмируя сказанное, я снова хочу отметить наличие авторской системы взглядов, делающей возможной дискуссию, что уже само по себе событие. И это очень позитивный факт.

Книга написано добротно, читать приятно. Только, пожалуй, было не очень обязательно делать ее такой объемной и с таким количеством сюжетных линий - за счет многократного повторения идеи книги самим автором ее вполне можно было усвоить и за 300 страниц. Хотя не могу сказать, что эти 900 стр стали для меня пыткой - вовсе нет, читала с удовольствием, хотя не всегда могла вспомнить, кто есть кто и какова его предыстория - но это у меня всегда так, когда слишком много персонажей. По сути это и неважно - книгу можно читать с любого места и даже после значительной паузы - восприятию это не повредит ) и пониманию тоже.

В стиль изложения Кузнецова влюблена со времен “Хоровода воды” (блестяще о внутреннем мире мужчин, до сих пор цитирую по памяти). Роман - калейдоскоп XX века: герои и события переплетены между собой, всё взаимосвязано и нет ничего нового, всё те же стеклышки в трубке, только повернутые разными гранями к смотрящему. Основной объединяющий мотив - время, одиночество, поиски себя вдали от дома. Все персонажи оторваны от родины, друг от друга. По разным причинам они оказались не в “своем мире” и пытаются понять как это произошло и зачем, а еще просто пытаются жить, долго и счастливо. Это про всех нас: уехавших и оставшихся, теперь сомневающихся в своем выборе.