Париж (1924-1925)

Лиловая туча,
скорей нагнись,
меня
и Париж полей,
чтоб только
скорей
зацвели огни
длиной
Елисейских полей.

Я хотел бы
жить
и умереть в Париже,
Если б не было
такой земли —
Москва.

В авто,
последний франк разменяв,
— В котором часу на Марсель? —
Париж
бежит,
провожая меня,
во всей
невозможной красе.
Подступай
к глазам,
разлуки жижа,
сердце
мне
сантиментальностью расквась!

Сезан
остановился на линии,
и весь
размерсился — тронутый.
Париж,
фиолетовый,
Париж в анилине,
вставал
за окном «Ротонды».

Бывало —
сезон,
наш бог — Ван-Гог,
другой сезон —
Сезан.

Я стукаюсь
о стол,
о шкафа острия —
четыре метра ежедневно мерь.
Мне тесно здесь
в отеле Istria[4] —
на коротышке
rue Campagne-Première[5],
Мне жмет.
Парижская жизнь не про нас —
в бульвары
тоску рассыпай.
Направо от нас —
Boulevard Montparnasse[6],
налево —
Boulevard Raspail[7].
Хожу и хожу,
не щадя каблука,—
хожу
и ночь и день я, —
хожу трафаретным поэтом, пока
в глазах
не встанут виденья.

Если б был я
Вандомская колонна,
я б женился
на Place de la Concorde

Эта площадь
оправдала б
каждый город.

Лиловая туча,
скорей нагнись,
меня
и Париж полей,
чтоб только
скорей
зацвели огни
длиной
Елисейских полей.

Одно
желанье
пучит:
мне скучно —
желаю
видеть в лицо,
кому это
я
попутчик?!