Все мы не красавцы

непонятны и неприятны люди, которым достаточно лишь устать, чтобы считать день проведённым с пользой

вроде бы короткий и незначительный, я понимаю всё больше, каким важным был он для меня. Именно там я представил себе один из возможных вариантов жизни — тоскливый, безынициативный, неудачливый. Представил и испугался — нет, не надо! Увидел в воображении, лишь почувствовал лёгкий запах и сразу понял — с ходу назад! Как говорили у нас в институте, просчитал всё заранее в уме. Или, как ещё говорили у нас, провёл испытания на модели.

Эх, горемыка, думаю, так всю жизнь и проживёшь, в какой-нибудь шпиндель уткнувшись! Такие всё говорят себе: ну вот ещё немножко, сдам вот этот экзамен, тогда начну жить, тогда уж начнётся, наверное, счастье! Не понимает, что если вот сейчас, в молодости, у него счастья нет, так потом уж и точно не будет!
Я перестал писать и удивлённо смотрел на Бирюкова. Он отошёл к аквариуму и стал сыпать рыбкам корм из круглой картонной коробочки с мятыми краями.
— Потом, — снова горячо заговорил Бирюков, — встречаешь такого в автобусе утром. Мчится на свою службу, чувствуется, опостылевшую, да ещё ребёночка держит на руках. «Ну, как живёшь?» — спрашиваешь. «Да ничего». И чувствуешь: действительно «ничего»! Ничего уже больше в жизни его не будет — всё, конец!

«Полежать, себя вспомнить…»
Когда стемнело

«Ну, ещё немножко, ещё бы немножко никто не входил. Сейчас, вот сейчас что-то важное должно произойти!..» И вот является то, что вроде бы так просто, но, если вдуматься, так странно: «А ведь я существую!.. Я есть!»

Вроде бы всё в порядке, а вот счастья особенного что-то не наблюдалось.

— Пропадёт как есть, — шептала Милица Николаевна, — я в его возрасте…
«В моём возрасте, — мрачно думал я, — она забивала гвозди голой ладошкой».
Это преследовало меня всегда: «Он ничего не умеет руками», а также: «Он так непрактичен, совсем не знает жизни! Пропадёт!»

«Ходил словно слепой, — с огорчением думал я на бегу, — сколько лет потерял!»

словно впервые видел всё это: лес, закат, солнце. Конечно, я и раньше бывал в лесу, но и не подозревал, как здесь прекрасно. Не видел… Вернее, и не смотрел.

Соминич ходил по классу и всем говорил:
— А я вот форму порвал. И не жалею. Потом он стал настойчивей и говорил:
— А я вот форму порвал. И тебе советую.