Симон

Какое может быть осуждение, когда именно из таких печальных, радостных и полных страдания дней и складывается вся человеческая жизнь.

Одних людей горе наполняет бережным светом, прибавив облику жертвенности и тихой печали, а над другими откровенно глумится, обездушивая и иссушая черты

Зачем ты вернулась? – спросила она скрипучим, неожиданно бесцветным голосом.
– А зачем я должна жить с тем, кого не люблю? – вопросом на вопрос ответила Сусанна, закручивая и выжимая тугую прядь волос.
Бабушка откинулась на спинку тахты, выдохнула, раздражаясь ее непонятливости.
– Об отце с братом ты, конечно, не подумала. Как им с таким бесчестьем теперь жит

Ты не его, а меня должна защищать, ясно? Всю душу мне вынули, что твой брат, что его неуемная, падкая на непристойности женушка! Ребенка бы хоть родили, может, тогда успокоились бы!

вдруг объяснение того, что она так легко, практически не прилагая каких-либо усилий, подобрала ключик к чувственному коду еще одного мужчины, заключается в том, что главный дар, которым она обладает, – это умение любить? И что дело не в судьбоносном совпадении с мужем, а в том, что она интуитивно умеет уловить камертонный звук тела любого мужчины и, безошибочно подладившись под него, зазвучать в унисон? Сам того не зная, Симон подтвердил ее подозрения, признавшись, что ни с кем из предыдущих женщин у него не случалось такого молниеносного и прочного чувства тождественности.

Каждое небесное тело – отвергнутое сердце, – внезапно додумывался дежурный – сорокалетний и лысый, словно пятка, толстяк, любитель жареной картошки, сала и пива, и, пронзенный в самое сердце, остолбеневал от волнующей догадки: оказывается, и он способен на лирические умозаключения!

Никогда больше в ее жизни не случится мужчины, которого она сможет полюбить, перед которым сумеет раздеться, не стесняясь своего тела, которому взахлеб будет рассказывать о себе – не таясь и не робея. «Нас Бог создал друг для друга, но мы, дураки, не знали этого и потому разминулись», – сказал ей как-то Симон.

Однако Элиза умудрялась даже на фоне всеобщей бесцветности оставлять о себе совершенно невнятное впечатление: маловыразительная, неразговорчивая, ничем не примечательная, не уродина, не красавица. Никакая!

Будь она худой, переживания обесцветили бы ее черты, безвозвратно их огрубив и притушив нежно-золотистый оттенок кожи. Полнота же, словно каркас, наполняла и поддерживала почти в идеальной форме оболочку, скрывая от посторонних глаз горькое содержание.

Сильвию письмо подруги задело. Отвечать на него она не стала и сделала величайшую глупость – пересказала его содержание Ромику. На этом дружба девушек закончилась. Офелия несколько раз пыталась возобновить ее, отправляла подруге покаянные письма и заказывала междугородные телефонные разговоры, но Сильвия была непреклонна: она обещала своему возлюбленному, пригрозившему ей разрывом, прекратить дружбу с Офелией. И слово свое сдержала.