Писатель Александр Костюнин признаётся: «Мои вирши — не Кодекс морали, не дидактический свод нравоучений, и уж разумеется не авторская точка зрения. Это скорее некий отголосок души, покинувшей мир прозы и уединившейся в экспериментальную лабораторию русского языка, в схимонашеский скит поэзы».
