Россия и европейский романтический герой

В поп-культуре современной Америки фигура бандита и жулика романтизируется так, как она романтизировалась только в далекие времена европейского плутовского романа, а мафия действительно приняла иные размеры, чем у себя на родине… Именно иные — парадоксальные по отношению к моральным основам американской жизни и потому особенно обнажающие ту самую ее «неправильность».

Никакая континентальная (одесская или итальянская) литература не смогла бы произвести роман о бандите на манер «Великого Гэтсби», и вот хотя бы почему.

«Великий Гэтсби» и есть глубоко иронический американский роман об этом конфликтующем клинке.

Хотя Достоевский и экспериментировал до каторги с новой эстетикой в «Двойнике» и «Господине Прохарчине», все это были нащупывающие попытки-угадки, как у крота, почти вслепую.

В «Записках из Мертвого дома» все преступники из простого народа сконструированы, они так же реалистичны, как реалистичны упыри в народных сказках, living dead в голливудских фильмах, призраки, марионетки, надутые резиновые баллоны на американских парадах, на которых только намалеваны лица, но внутри которых сидят настоящие персонажи, управляющие ими.

В «Преступлении и наказании» Достоевский извлекает изнутри своего сознания и сталкивает между собой Порфирия — носителя национальной и государственной идеи с неразрывным компонентом, православной религией и Раскольникова — носителя западного идеала романтического героя, под предводительством которого униженные и оскорбленные должны были бы войти в Новый Иерусалим.

трагические герои Достоевского совершают акты своеволия, между тем как романтический европейский герой совершает акты воли, — все это находится в соответствии с пониманием Достоевским разницы между западной и русской ментальностями.

Замечательный литературный критик Леонтьев отметил это, когда написал, что узнает у Достоевского страсти, но не узнает лица.

Раскольников — это русская пародия на европейского романтического героя, того самого «дурака-романтика» из «Записок из подполья», который, по убеждению Достоевского, невозможен (и опасен) в контексте русской общественной жизни.

«Преступление и наказание» — это трагический роман, но это еще иронический роман, потому что его герой, единственный из всех героев способный совершить подвиг, совершает вместо того нелепое убийство и раздавлен им.