Северная готика

Против моей воли воображение стало показывать мельтешащие изображения мертвых животных, которые я часто видел в городском пейзаже – сбитые кошки с переломанными костями и раскрытыми пастями, раздавленные, раскатанные в лепешку голуби и околевшие собаки, издающие щекочущий запах мертвечины.

На кухне шипел цифровым снегом телевизор.

Темное лезвие вспарывало воздух, заливая город ночной мглой, которая тут же поглощала и ветхие панельные дома, и городские свалки, и опустевшие дороги, словно голодный пожиратель мертвых.

Она продолжала поливать себя свиной кровью и изображать труп почившей России, не забывая напоминать, что это не хулиганство, а венский акционизм.

В нем уживались два человека, один из которых с нежностью ухаживал за трепетной зеленью сада, тонущего в полупрозрачной тени, а второй со злым ехидством сутулился над клавиатурой, выблевывая на страницы вязкую, липкую, смоляную тьму, в которой можно было встретить демонических женщин, искривленных до безобразия существ и просто обитателей социального дна.

Будто я вскрыл консервную банку, но только порезался об ее острые края, а рыбу внутри обнаружил тухлой, вонючей, в червях. Будто встретил первую любовь, к которой в юности даже прикоснуться боялся, и с разочарованием узнал, что она отупела и стала агрессивной и напыщенной мразью.

Жизнь напоминала темную, холодную скотобойню, а я был человеком, который не участвует в свежевании туш, однако по какой-то причине живет в подсобке, где вечерами плачет в подушку.

Леночка была несколько полна, да и видел я ее через уже привычные мне синие стекла, так что сейчас она была похожа на распухший труп, который почему-то поднялся со дна реки и пришел в это кафе, где слишком противно и сладко пахло свежей сдобой.

Человек есть нечто, что должно преодолеть.
Ф. Ницше, «Так говорил Заратустра»

Есть ли смысл в том, чтобы существовать там, где чернеет солнце, где все давит и отдает холодом, а сеть однообразных рабочих дней липнет к рукам и телу?