Человек толпы

Энергично жестикулируя, они разговаривали сами с собой, словно чувствовали себя одинокими именно потому, что кругом было столько пароду.

Этот старик, — произнес я наконец, — прообраз и воплощение тягчайших преступлений. Он не может остаться наедине с самим собой. Это человек толпы. Бесполезно следовать за ним, ибо я все равно ничего не узнаю ни о нем, ни об его деяниях. Сердце самого закоренелого злодея в мире — книга более гнусная, нежели „Hortulus Animae…“[5], и, быть может, одно из величайших благодеяний господа состоит в том, что она «не позволяет себя прочесть

Есть секреты, которые не позволяют себя рассказывать.

Просто дышать — и то казалось наслаждением, и я извлекал удовольствие даже из того, что обыкновенно считается источником страданий.

Се grand malheur de не pouvoir etre seul.
La Bruyere[1]