Интеллигенция. Заметки о литературно-политических иллюзиях

домашняя библиотека – не просто скопление книг, а воплощение культурной программы той группы, к которой относится владелец библиотеки, концентрация ее представлений о мире и человеке.

Европейское, «взрослое» отношение к реальности означает способность человека вносить ясность в поток событий (настоящего или истории), наделять действительность смыслом и значением, субъективно упорядочивать и понимать самое по себе иррациональную и бесконечно многообразную реальность (включая и чужую душевную жизнь)

интеллектуала делает интеллектуалом именно опыт парадоксальности мышления, развиваемый особой университетской дрессурой и обучением. Он включает не просто технику саморефлексии, методической критики и самоанализа, но и историю форм иронического существования, навыки систематической релятивизации любых категорических суждений – непременное условие антидогматической профилактики. Благодаря этому интеллектуал, оказываясь в антиномической ситуации, в состоянии подвергнуть рефлексии свой интеллектуальный ресурс и пересмотреть исходные ценностные основания.

интеллектуал – не просто высокообразованный человек, но специфически образованный, культивирующий в себе особую чувствительность к внутренним – моральным, логическим, доктринальным – коллизиям и ценностным противоречиям.

развитость общества (как цивилизационного типа) можно оценивать по его способности к рецепции – готовности усваивать, принимать «новое».

Редактор к тому же парализует авторское право на индивидуальность, апеллируя к некоему обобщенному и почему-то всегда малограмотному читателю. Его требование звучит примерно так: «Нам нужно как можно проще, без этого, знаете, наукообразия и надзвездного интеллектуализма, птичьего языка, заумности. Нам нужно, как для пионеров».

По существу, за противодействием интеграционным механизмам рынка лежит страх перед собственной неконкурентоспособностью и ненужностью, угрозой остаться без государственных субсидий, но выражается это в алармистских формах гибели отечественной культуры, не могущей выстоять перед валом массовой западной (иногда – американской) торгашеской низкопробной культуры, соответственно, в необходимости ее защиты, государственной поддержки и проч., то есть в усилении дихотомии «свое-чужое», росте изоляционизма. Отсюда – акцентирование значения классики, сохранение дидактической политики, то есть всего того, что привело к застою и деградации в сфере культуры уже в брежневские времена

Если в феврале 1989 года большинство опрошенных высказывалось «за социалистический путь развития СССР», но так сказать «с человеческим лицом», то уже в мае 1991 года 56 процентов опрошенных заявляли, что «коммунизм не принес России ничего, кроме нищеты, очередей, массовых репрессий». Примерно столько же указывали, что история страны за последние 70 лет – это цепь преступлений, нищеты и безумия. Показатели коллективной фрустрации и кризиса символической идентификации за три года резко выросли. Так, доля людей, считающих, что «мы (наша страна) хуже всех», что «мы можем служить другим странам лишь отрицательным примером, как не надо жить» и т. п. выросла с 7 процентов в 1989 году до 57 процентов в 1991-м

Самым важным и единственно очевидным, по мнению населения, результатом всех изменений за эти годы (если не считать роста цен и инфляции) стала достигнутая свобода слова, независимость органов информации, институционально обеспечивших взаимную репрезентацию различных групп, их взглядов, культурных образов и т. п.

Все, что связано с женщиной, значениями женского, несет в себе огромный запас аффективного, эмоционального, ценностного. Если роль зрелого мужчины в основе своей связана с идеей дела, профессии, заработка, т. е. достижением четко поставленных целей (соответственно, меньше всего окрашена в тона демонстративности, многозначности, театральности), то удел и назначение женщины в самом серьезном смысле – сохранение осмысленности существования, фундаментальных человеческих ценностей. Понятно, что именно из женской сферы исходит награда жизни