Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории

«Основаниях современной политической мысли» (это второй из двух тезисов, упомянутых ранее), что если мы хотим построить историю политической мысли на строго исторических принципах, то у нас должны быть способы узнать, что «делал» автор («was doing»), когда он писал или публиковал данный текст [Skinner 1978: xi173, xiii174]. В двух словах, заключенных в кавычки, содержится богатство смыслов. В разговорном английском языке вопрос, что «делал» актор («was doing»), часто означает вопрос, «что замышлял» («what he was up to»), т. е. «к чему он клонил» и «чего он добивался» («playing at» и «getting at»). Другими словами, какова была (порой скрытая) стратегия его действий?

Эвристическая ценность кембриджского подхода состоит в том, что рефлексия над взаимоотношениями между текстом и контекстом через языковую призму избавляет исследователя от ответа на вопрос, например, о связи психологии или внутренних убеждений (beliefs) автора и его произведений или от внешних каузальных «марксистских» объяснений природы человеческих поступков и интересов.

Трудно сегодня найти в политической философии подход, который по крайней мере признавал бы, что война — наряду с языком, трудом и политикой — это (увы) фундаментальная человеческая деятельность, не говоря уже о таком подходе, в котором предпринималась бы попытка проанализировать сложные отношения между войной, с одной стороны, и политической мыслью и политическим действием — с другой217.

конечном счете война — это очевидный факт европейского общества, но марксистский, рационалистический и интерпретативный подходы долгое время затемняли для нас ее связь с политической мыслью и политическим действием. Как мне представляется, в трудах Скиннера предлагается гипотеза для дальнейших исследований, сходная с той, что высказывал Фуко: «Я думаю, что надо говорить не о великой модели языка (langue) и знака, но о модели войны и битвы. История, которая вовлекает нас в свое течение и определяет нас, имеет скорее форму войны, чем языка: она есть арена отношений власти, а не отношений значения»

Таким образом, в основании современной политической мысли лежат практический конфликт и война: не война всех против всех и не война экономических классов, но война постоянно меняющихся и все-таки поддающихся анализу союзов.

Гегемония юридической идеологии в основном является результатом ее участия в легитимации как войн, которые привели к централизации современного государства, так и конституционных революционных войн, которые произошли в противовес его абсолютистскому характеру

Бывают моменты, когда оружие откладывается, но тогда при королевских дворах, в советах, в университетах и церквях борьба продолжается политическими средствами, внося в политическую жизнь отношения войны и конфликта. Содержательные изменения в политической мысли и политическом действии в Европе того периода являются следствиями войн и практических баталий и только во вторую очередь — результатом идеологического ответа на кризисы легитимации, вызванные меняющимися властными отношениями, которые провоцируют сражения.

преобладающей формой практической деятельности, которая дестабилизирует, перераспределяет и кодифицирует меняющиеся политические отношения в этот период, остаются военные действия.

преобладающей формой практической деятельности, которая дестабилизирует, перераспределяет и кодифицирует меняющиеся политические отношения в этот период, остаются военные действия.

он смог изучить, какие практические формы деятельности устанавливают и поддерживают идеологии. Ответ, который дает его исследование, состоит в том, что в обществе начала Нового времени меняющиеся властные отношения в целом объясняют сохранение и смену идеологий, а изменения в идеологических конвенциях в ответ на эти перемены и в качестве их легитимации детально объясняют характер, который принимают конфигурации властных отношений.