Обнаженная натура

Циник и мизантроп, сидевший во мне минуту назад, назвал бы эти излияния телячьими нежностями и пошлятиной. И он отчасти был бы прав. Но его тут не было, его, циника и мизантропа, уже и след простыл.

Кабинет истории искусств находился на четвертом этаже – выше были лишь чердак и бледное московское небо.