Парижские подробности, или Неуловимый Париж

Жизнь — постепенная пропажа ошеломительного

Французов часто упрекают за их пристрастие к земным радостям, и термин «раблезианство» не случайно родился здесь. Рабле соединил земное наслаждение и возвышенную мысль, веселье и интеллектуализм, глубокую философию и радость бытия. За этим — глубочайшая, укорененная в самой природе нации неразрывность духовного и земного и уверенность в ценности каждого проживаемого мгновения

Можно позавидовать стране, чьи литературные герои чтятся как герои национальные

мысль Гертруды Стайн о французах: «к роскоши они относятся естественно: если она у вас есть это уже не роскошь а если у вас ее нет это еще не роскошь».

У каждого две родины — его собственная и Париж.

Мериме начал изучать русский язык взрослым и знал его достаточно хорошо, чтобы оценить его достоинства и особливость.

Любое «знакомое до слез» место в Париже невольно и навсегда связывается в моем сознании с определенным временем, событием, ощущением

в тумане, где, случается, прячется ее верхушка, в пыльной осенней позолоте деревьев Марсова поля, рядом с которыми прихотливые и вместе аскетичные конструкции кажутся еще грациознее и значительнее.

Не надо злословить по поводу общих мест. Нужны века, чтобы создать каждое» (мадам де Сталь

Я все больше привыкал к тому, что видимое и ведомое, реальное и известное из книг, то, что я вижу в настоящем Париже и в своем воображении, — все это никогда не соединится в некую целостную картину.