У наиболее бойкого из молодых прозаиков США выходит уже вторая за год книга рассказов: как и недавний «Собиратель ракушек», «Стена памяти» представляет собой коллекцию небольших медитаций на вечные темы — любовь, смерть, преступление. Американским рецензентам эти «крохотки» пришлись по вкусу: кто знает, вдруг автор романа-хита «Весь невидимый нам свет» останется в вечности как раз благодаря своей малой прозе.
За два года, прошедшие с выхода «Обители», Захар Прилепин был занят чем угодно — от освещения конфликта на юго-востоке Украины до ведения телепередач, — кроме, собственно, литературной службы. Сборник «Семь жизней» должен как-то исправить сложившуюся ситуацию: в конце концов, компетентность Прилепина-новеллиста давно отмечена критическими инстанциями: за цикл «Грех» ему когда-то выписали целых два «Нацбеста».
Жизнеописание создателя одной из самых влиятельных научных школ XX века (или, если угодно, «венского шамана») едва уместилось в 1000 страниц. К этому располагает как сочная (в случае с Фрейдом иначе и быть не может) фактура, так и личность исследователя: Гай, значительную часть своей академической карьеры посвятивший французскому Просвещению и европейскому модернизму, всегда мечтал написать о своем кумире — и вот наконец дорвался.
Плановое издание старого — 2005 года — сборника статей Эко неожиданно для всех оказалось посмертным, а значит, для российского читателя эти тексты выйдут в специфической подсветке. Но книга «О литературе» любопытна и без трагических коннотаций: жонглируя примерами, знакомыми по «Пяти прогулкам в литературных лесах» и «Откровениям молодого романиста», блестящий прозаик и филолог демонстрирует великое искусство разговора у камина о том, что только и имеет значение, — Аристотеле, Данте и Джойсе.
Переиздание первого — и наиболее спорного (в частности, из-за того, как в книге изображен проводник Анатолий Букреев, тоже оставивший мемуары о тех событиях) — свидетельства от участника злополучного восхождения 1996 года. Подзаголовок «Кому и за что мстит гора?», намекающий на мистическую трактовку трагедии, может ввести в заблуждение: на самом деле Кракауэр ополчается против безответственности турагентств, потакающих самоуверенным клиентам вроде Бека Уэзерса из недавнего фильма Бальтасара Кормакура.
Для специалиста по такому узкому вопросу, как хорватский национализм, у историка и литературоведа Белякова на радость широкий кругозор: после биографии одного из самых эксцентричных мыслителей XX века Льва Гумилева (вторая премия «Большой книги») он обращается к жизни целого народа, за чьей судьбой в России всегда следили особенно пристально. «Тень Мазепы», впрочем, нельзя упрекнуть в сенсационализме: напротив, судя по уже опубликованным отрывкам, ожидается трезвый взгляд на вновь актуальный «спор славян между собой».
Вероятно, центральный отечественный роман-2016. «Лавр» сделал из Водолазкина, этакого русского Эко (ученый-медиевист с амбициями беллетриста), супертяжа местной словесности, и «Авиатор» — не что иное, как бой за все чемпионские пояса сразу. В основу новой книги положен классический прием — найденная рукопись: ее обнаруживают в Петербургском обществе воздухоплавания. Автором записок числится некий Иннокентий Платонов: по ходу действия выясняется, что он страдал от провалов в памяти и ежедневное письмо было единственным способом удержать свою личность от расползания. Фрагмент «Трамвай через Неву» уже доступен в сети.
Десятилетний юбилей сверхпопулярной «Фрикономики» было решено отметить с помпой: авторы книги отобрали лучшие записи из одноименного блога, в совокупности представляющие собой капитальное высказывание по поводу состояния современной цивилизации. Прелесть долгоиграющего проекта Дабнера и Левитта состоит в том, что получить удовольствие от щедро рассыпанных по страницам бонмо смогут получить даже те читатели, которые так и не наловчились — после «Пределов риска», «Игры на понижение» и других фильмов на сходные темы — в понимании экономического тезауруса.
Продолжение сайд-проекта Дж.К. Роулинг — куда более мрачное, чем предыдущие части. Третье дело сыщика Корморана Страйка начинается c отрезанной женской ноги — и, по законам жанра, обнаружение ее хозяйки только умножает насилие: довольно скоро детектив (сам потерявший конечность во время службы в Афганистане) понимает, что преступник метит в него лично. Писательница явно наращивает творческую продуктивность: на этот год намечена постановка спектакля «Гарри Поттер и проклятое дитя», а осенью в прокат выйдет первый фильм новой кинофраншизы из мира волшебников, муглов и фантастических зверей — разумеется, по ее сценарию.
У Каннингема определенно продолжается «сказочный» период: как и его предыдущий роман «Снежная королева», отсылавший к наследию Андерсена, эти рассказы реминисцируют классические сюжеты жанра — вроде «Рапунцель», «Джека и бобового стебля» или «Румпельштильцхена». По собственному утверждению автора, его всегда интересовало, что происходит с героями сказок после счастливой развязки — которой, как правило, предшествуют куда более жуткие и кровавые события, чем мы привыкли помнить.
Экранный образ Данэм — создательницы ни много ни мало сериала поколения — судя по всему, мало чем отличается от литературного: англоязычные обозреватели этих воспоминаний (в книгу, однако, попали также эссе и письма) сходятся на том, что она умеет быть необычайно тонкой и в то же время нестерпимо откровенной. Убедиться (или, может быть, разочароваться) в литературных способностях наследницы Филипа Рота и Вуди Аллена можно будет уже в мае: «Я не такая» выйдет в продажу после финала пятого сезона «Девчонок».
Последний (но не финальный — вопреки слухам Тайлер не собирается объявлять о завершении своей литературной карьеры) роман ветерана американской литературы, пролетевший в том году мимо «Букера». В центре сложноустроенного повествования — история любви Эбби и Реда, охватывающая несколько десятилетий. Заглавные «нити» здесь — прозрачная метафора человеческой жизни вообще, ее длины, запутанности и неизбежной связи с другими — близкими и далекими — судьбами.
Старая, но оттого не менее будоражащая книга главного евангелиста космических путешествий. Принадлежа к породе мечтателей-визионеров, энтузиазм которых сильнее любой пропаганды, Саган открывает перед читателем убедительную перспективу освоения Солнечной системы и отдаленных галактик. Название работы отсылает к той самой фотографии Земли, которую сделал зонд «Вояджер-1» в 1990 году с расстояния 6 миллиардов километров. Иными словами, идеальное чтение в ожидании нового качественного сайфая — или новостей сродни открытию гравитационных волн.
Возвращение Эмиса к теме холокоста было встречено достаточно дружелюбно: Джойс Кэрол Оутс в рецензии для The New Yorker одобрительно сравнила писателя с Джонатаном Свифтом — еще одним моралистом, любившим скатологические шутки. Впрочем, Эмис — на седьмом-то десятке — уже не нуждается даже в самых лестных сопоставлениях: проходив долгие годы в учениках у Беллоу и Набокова, сейчас он может сполна насладиться статусом корифея — и автора одной из наиболее удачных новых книг о нацизме.
Второй том воспоминаний «крестной матери панк-рока», выстроенный еще более произвольным, чем «Просто дети» (Национальная книжная премия-2010), образом: книга собрана из заметок на салфетках, поэтических эссе, поляроидных снимков и, во множестве, сновидений. В зеркалах, впрочем, мелькают герои все того же — крупнейшего — калибра: Боулз и Гессе, Фишер и Берроуз, Кало и Куросава. «Поезд М» — это, безусловно, реквием, но какие мемуары не отдают болью и горечью.
Новый — чтобы не сказать очередной — роман блистательного британского прозаика, справившего в начале года семидесятый день рождения. В центре «Шума времени» (очевидный реверанс Мандельштаму) — жизнь и судьба Дмитрия Шостаковича и его тяжба с веком-волкодавом. Уверенно чувствуя себя в советской действительности — будь то большой террор или оттепель, — Барнс откровенно куражится, приправляя текст русскими поговорками или смакуя фамилии партийных бонз; в общем, титул великого мастера романной композиции уверенно защищен и на этом материале.
Пелевин неутомим: что бы ни двигало одним из ведущих — вне зависимости от нынешней писательской формы — русских авторов современности, в непрерывности его голоса ощутимо завидное постоянство. «Лампа Мафусаила» обещает свежую конспирологическую трактовку действительности, объясняющую события последнего времени через конфликт российского руководства и масонской ложи. Очевидную памфлетность сюжета должна скрасить элегичность тона: редакторы утверждают, что эта книга ближе к Пелевину образца «Синего фонаря» и «Желтой стрелы» — тому самому, которого мы когда-то полюбили.
Чуть ли не главная книжная новинка года: присоединившись к пулу «великих американских романистов», Франзен выдал текст, в котором свел свою коронную тему (дисфункциональная семья с тенденцией к саморазрушению) с собственными навязчивыми фобиями — угрожающей прозрачностью интернета; тоталитарностью социальных сетей; да и позиция по «женскому вопросу», кажется, не делает его любимчиком условного Jezebel. Восхищаются Франзеном, впрочем, отнюдь не за тон его прозы (временами невыносимый), а за собственно писательскую мощь: сегодня, пожалуй, нет другого автора, который больше напоминал бы Толстого, описанного Вирджинией Вулф: «Кажется, ничто не ускользает от него. Ничто не промелькнет незамеченным».
Лауреаты Пулицеровской премии берутся за фигуру титанического масштаба — за сто лет о Ван Гоге не писал разве только ленивый. Но Найфи и Уайт-Смит придерживаются принципа «когда кажется, что все главное уже сказано, нужно искать еще»: редкие документы, архивы и письма — в тесном сотрудничестве с Музеем Ван Гога в Амстердаме за 10 лет кропотливой работы авторам удалось собрать наиболее фундаментальную и авторитетную биографию художника.
Развернутый прогноз экономики будущего, в которой человеческий труд постепенно будет вытесняться — уже вытесняется! — роботизированным. Автоматизация производства не вызывает у автора — вопреки фамилии — большого энтузиазма: там, где одни видят делегирование тяжелого труда машинам и, как следствие, высвобождение массы свободного времени, Форд усматривает симптомы повальной безработицы и усиления социального неравенства. Несмотря на общий алармистский пафос книги, профессиональный айтишник Форд не теряет головы и внятно объясняет, какие из наших страхов обоснованные, а какие — надуманные.
