Татьяна Арро

Я вовсе не имела это в виду, я невменяемая, разве ты еще не понял?

Он думал о том, что все это – коридоры власти. Он был разочарован. Ну ладно, все золотое и красное, но где же величие, парадность, то, что должно наполнять сердца почтительным трепетом перед теми, кто принимает решения? Проклятая непритязательность и умеренность, порок, от которого эта маленькая и совсем еще недавно такая бедная демократия на севере Европы никак не может отделаться! Но он, Бельман, сюда вернулся. И если уж ему не удалось добраться до вершины там, среди волков Европола, он точно добьется этого здесь, победив карликов и недоумков.

Материалистический монизм».
– Хм. Что-то наводит меня на воспоминания об экзамене по философии в университете.
– Верно. Материализм утверждает, что все – материя и силы. Все, что происходит, – часть длинного математического уравнения, цепная реакция, последствия того, что уже произошло.
– А свобода воли – только иллюзия?
– Точно. Наши действия определяются химией нашего мозга, которая определяется тем, кто с кем решил завести детей, что, в свою очередь, объясняется химией их мозга. И так далее. Все можно проследить в прошлом – вплоть до Большого взрыва и еще дальше. Даже то, что эта книга будет написана, и то, о чем ты думаешь в данный момент.

Физическая боль – не самое страшное из того, что приходится испытывать человеку, – произнес Олтман. – Поверьте мне, я вижу это ежедневно. И смерть не самое страшное. И даже не страх смерти.
– А что же тогда?
– Унижение. Лишение чести и достоинства. Когда ты голый, когда отвержен всеми. Это самое ужасное наказание, все равно что похоронить человека заживо. И единственное утешение – что сгниешь сравнительно быстро.

Но я так гордился тобой, почти до слез. Ты был таким храбрым, Харри. Ты боялся темноты, но входил в темные комнаты. И я был самым гордым отцом на свете. Я когда-нибудь говорил тебе это, Харри?

Мне казалось, вас интересует то, что произошло в хижине, а не этот… эпизод, который случился потом. Ведь это был именно эпизод. Мелкий эпизод, быстро пережитый и так же быстро забытый. Такие, как он, есть везде, и обычному человеку просто незачем преследовать каждую подобную тварь.

нужно, чтобы ты ответил на один-единственный вопрос. Как? И кто еще знает? С кем ты сотрудничал? Поверь мне, лучше уж яблоко, чем то, другое. И ты, как разумный человек, наверняка понял, что другое – это…

Все очень просто. Мне нужно узнать только одно: кто это? Кто-то из полиции? Кто-то из тех, кто был той ночью в Ховассхютте?
Он прорыдал:
– Какой ночью?
– Ты знаешь какой. Почти все они сейчас мертвы. Давай.
– Я не знаю. Поверь, я не имею к этому никакого отношения

Ленсмана Кронгли нет дома, во всяком случае, трубку он не берет, но у одного мужика в отеле есть скутер, и он может их сюда привезти.

Мягкая, уверенная походка, белозубая улыбка и протянутая для приветствия рука. Она застыла. Это был Эвен.
– Аслак Кронгли, – представился мужчина и крепко пожал ее руку. – Ленсман